В последние годы было много споров о реакции вокруг действий России на Украине в смысле необходимости немедленно остановить агрессивный экспансионизм.
Хиллари Клинтон даже припомнила старую привычную аналогию с нацистским экспансионизмом, приравнивая некоторые действия России с тем, что делала Германия в 1930-х. С такой аналогией или без неё, но, как правило, выражение общих представлений сводилось к тому, что недостаточно твёрдое воспрепятствование российскому экспансионизму на Украине будет способствовать дальнейшей экспансии.
Подчёркивание таких утверждений означает предположения определённого рода о далеко идущих намерениях России. Если бы Владимир Путин и те, кто дает ему советы по политике в отношении Украины, считали эти действия частью более широкой экспансионистской стратегии, концепция немедленного воспрепятствования экспансии, вероятно, была бы обоснована. Но если цели России вместо этого сконцентрированы на более узких задачах, и в особенности на обеспокоенности относящихся в основном к Украине, концепция может оказаться скорее ущербной, чем полезной.
Поскольку в ход идут исторические сравнения, возможно, поучительным будет сравнение с более ранним случаем применения Россией или Советским Союзом вооружённых сил у своих границ. Этот эпизод обеспечивает более близкое соответствие, чем предвоенные манёвры нацистов, но достаточно отстоит во времени, чтобы обеспечить некоторую перспективу и позволить разобраться в последствиях. Это военная интервенция Советов в Афганистан, произошедшая 35 лет назад, в декабре.
Когда советские войска вошли в Афганистан, ключевым вопросом для политических деятелей в администрации Джимми Картера были цели Советов при проведении операции. Позже в мемуарах госсекретарь Сайрус Венс вывел два соперничавших ответа на это вопрос. Одно мнение состояло в том, что мотивы Москвы локальны и, в той мере, в какой они простираются за пределы Афганистана, они сфокусированы на обеспокоенности из-за возможных волнений среди мусульман в центрально-азиатских республиках СССР. Другое мнение состояло в том, что Советский Союз пришёл к выводу: отношения с США уже настолько испорчены, что нужно воспользоваться удобным случаем не только разобраться с афганскими проблемами, но и улучшить свои стратегические позиции в Южной и Юго-Западной Азии, придвинувшись ближе к вошедшим в поговорку тепловодным портам, традиционно бывших целью русских стратегов.
Различные толкования имели существенно различавшиеся политические трактовки. Соответствующей реакцией при втором мнении о более экспансионистской советской стратегии стало бы замедление продвижения Советов, сделав Афганистан ещё более нестабильным, чем он был всегда, в частности, путем помощи моджахедам. Но если верным было первое мнение, то поддержка боевиков только продлевала нахождение там Красной армии, забивая ещё больше гвоздей в гроб американо-советской разрядки и, возможно, вынуждая Советы к следующим шагам, превращавшим советскую угрозу Пакистану из опасения в реальность.
Именно безоговорочно экспансионистское толкование советских целей стало основой политики администрации Картера. При этом не было проведено тщательного анализа действий лиц, определявших политику Москвы. Збигнев Бжезинский, советник по национальной безопасности, чьи идеи стали главной основой политики администрации Картера в отношении СССР, даже не задумывался, что такой анализ был необходим. Позже он писал, что «вопрос был не в том, что могло быть субъективным мотивом Брежнева при вводе войск в Афганистан, а в объективных последствиях советского военного присутствия столь близко к Персидскому Заливу». Таким образом, последовала реакция Соединенных Штатов в виде обширных санкций, отказа участвовать в московских Олимпийских Играх в 1980-м, провозглашение воинственно напыщенной доктрины Картера о готовности использовать силу в Персидском Заливе и закономерное увеличение материальной помощи афганским мятежникам.
Несмотря на существенные различия той ситуации и того, с чем Запад столкнулся сегодня на Украине, есть некие подходящие уроки. Один из них – важность тщательного рассмотрения российских целей, вместо простого допущения худших вариантов. Ещё один урок – в необходимости понимать, что наши первоначальные предположения могут оказаться ошибочными. Пользуясь преимуществами ретроспективного взгляда, сегодня можно обоснованно утвердать, что ввод советских войск в Афганистан не был направлен на получение стратегических преимуществ путём приближения к нефтяным месторождениям и морским путям; напротив, его целью было избежать существенных потерь для Советов: свержение боевиками существовавшего коммунистического правительства в стране, граничащей с СССР могло вызвать проблемы среди жителей Центральной Азии в самом СССР.
Ещё один урок – настороженно относиться к тому, что внутренняя политика Соединённых Штатов может подтолкнуть политических деятелей в бесперспективном направлении. Главным двигателем политики Картера была политическая необходимость занимать жёсткую позицию или выглядеть жёстким с Советами. Когда Картер коротко заметил в телеинтервью о советской интервенции, что она помогла ему узнать о целях Советов, его политические оппоненты с гневом набросились на это заявление, как на предполагаемый признак простодушия. Политическая слабость Картера в то время проистекала из почти одновременного кризиса, который начался несколькими неделями ранее с захвата американского посольства в Тегеране. Постоянное продолжение политическими оппонентами Барака Обамы темы о предположительной нерешительности мистера Обамы и его недостаточной агрессивности в отношении противников Соединённых Штатов наводит на очевидную параллель относительно потенциала политических соображений, подталкивающих политику в бесперспективном направлении.
И, наконец, важно полностью принимать во внимание все последствия реакций Соединённых Штатов на действия России, в том числе и долговременные, и косвенные. Полный отчёт о состоянии дел по результатам американской помощи афганским мятежникам был бы труден для понимания и вызвал бы споры, но главным недостатком стал бы вклад в разнообразный воинственный исламизм, который большую часть прошедших 35 лет был намного большей тревогой для США в Афганистане и повсюду, чем что-либо сделанное Россией. Некоторые жестокие элементы, которые сегодня в Афганистане стали принципиальными противниками – потомки тех, кто получал американскую помощь в 1980-х. Афганцы, воевавшие с Советами, тоже продолжают оказывать существенное влияние, и как вдохновители, и в других отношениях, помогая поддерживать транснациональный исламский терроризм.
Ни у кого нет монополии на истину в том, каковы именно сегодня российские цели на Украине и вокруг неё. Возможно, даже Владимир Путин полностью не понимает, каковы должны быть эти цели, и большей частью отвечает на действия украинцев и Запада. Тем не менее, применяя систему взглядов, с которой столкнулась в Афганистане администрация Картера, есть основания охарактеризовать цели, как скорее локальные, чем экспансию в широком геополитическом смысле. Наиболее явно экспансионистское, что сделал Путин – присоединение Крыма – можно рассматривать, как единичную данность, если учитывать исключительную историческую, демографическую и эмоциональную обстановку, связанную с полуостровом. Большей частью в остальной политике России приходится иметь дело с угрозой натовской экспансии на Украину. К сожалению, украинский президент Порошенко, по-видимому, не склонен уладить этот вопрос.
http://polismi.ru/politika/sled-anakondy/949-vzglyad-na-ukra...
Свежие комментарии